9. УМЕРШЕЙ МАШЕ КАМЕНКОВИЧ

 

Милая моя Маша, ты ушла в светотьму,

приоткрыла дверцу – и к Господу шасть,

девочка из спаленки, ты передай ему:

раб божий Анджей продолжает дышать

в мире, где остался разве один святой;

в городе, где воняет оцетом, как хим-фарм;

в доме, где протекает: спиритус пьём с водой;

в комнате, где под спудом догорает вольфрам.

 

Я тебя вспоминаю – без горечи и легко,

только не понимаю равнодушную русь:

мёд размешали с дёгтем, выплеснули молоко

и думают, что останутся трогать вечную ртуть.

А ты завернулась в мафорий и отошла

и, ссутулясь, как в церкви, перед собой стоишь:

как тогда, в Коломягах, губку взяв и отжав,

приложила к губам. И молчишь, затаив.

 

А они не узнают, как дышишь, когда гореть,

как Фаворского света вызревала капель,

как безумствовал Пётр, не зная, что говорит,

как огненный столб входил в колыбель.

И потому, сколь не проси, ты не вернёшься, не

обернёшься даже, в дом на песке, во сне,

в город, в котором светит шпиль как зажжённый нерв,

в этот мир, что висит на вольфрамовом волоске.