Соня! Соня! Соня! Соня! Где спишь ты, спряталась? Ору в
трубу, ветра пастух я. На
деревню Сонюшке.
В белый свет, Соня (ты -
там) - до тебя хоть докрикну.
Волосы твои совы, глаза
волки в море карем - Египет.
Бьюсь как бомба в хиросиму
своего горла, миллион мегатонн.
Ночь и дождь.
ходят глаза, вспоминают -
грозу, поезд, пальцыб
зонтик в зеницах
как взаимо мы понимали!
и глянул я в окно
и увидел я Соню шла ибо... волосы... юбка...
несла арбуз на вытянутой -
рукою Атона
барельефовым шагом
сфинксинь
в трубке жила телефонной -
как я, пьяный, звонил! -
как за Нил
заключал так завет Израиль
- с трубкой глупкой
во всемирну трубу её
превращали мои уши.
Как я пил! - как топился б!
Как пальма!
Как в безглазом полёте меня
подхватывало такси!
Тракт синь.
Смерть-синица носиком как у
Сонки пьёт воздух и твердит:
"день-день-зверрря".
Ходит, знать, Соня по миру
где нет ничего;
ни осин в росинках портвейновых
ни священно раскинувшихся
клеопатр-проводов
ни меня, землевольца,
со ртом-динамитом.
(Сам себе Гриневицкий и
царь и канал у Дом-книги
небо
в бессонном, бес-сон-ном
глазу)